45. Куранты в Московском Кремле (321 стр. – 328 стр.)

В Москве куранты помещаются на Спасских воротах, которые в нынешнем своем виде остаются со времени Петра Великого; этот Государь выписал из Голландии боевые часы и велел поставить их в башне над воротами. Всех колоколов в башне тридцать шесть, из них девять бьют четверти, а девять – часы; по надписи на последнем, в нем весу 135 пудов 32 фунта, остальные 26 колоколов без дейст­вия. На больших колоколах имеются надписи и на некоторых изоб­ражения св. Богоматери и св. Троицы ²).

Фроловские (Спасские) ворота были построены в 1491 году итальянским архитектором Петром Антонием в том виде, как обыкновенно строились городские ворота, без высокой башни, кото­рая существует теперь.

Они представляли стенообразную постройку на четыре угла, с шатровою кровлею, на верху которой стояла небольшая башенка с маленькою главою, увенчанной большим двуглавым орлом. В сере­дине башни, под главою, висел колокол, по всему вероятно, для ча­сового боя, так как и в то время или, по крайней мере, в XVI столе­тии над воротами существовали часы.

На это указывает то обстоятельство, что в 1585 году при трех воротах  Кремля  –  Спасских,  Тайницких  и  Троицких,  –  находились  на службе часовники.

В 1613-1614 годах упоминаются часовники, кроме указанных трех ворот, еще у Никольских. Они получали годового жалованья по четыре рубля и по две гривны на мясо и соль и, кроме того, по четыре аршина сукна настрафилю.

В 1614 году о часах на Никольских воротах упоминается в по­следний раз. Вероятно в этом году они были разобраны. Потом в 1674 году были разобраны и Тайницкие часы, после чего Кремль ос­тавался только с двумя башенными надворотными часами: Спас­скими и Троицкими.

У Фроловских ворот в 1614 году был часовник Никифорка Ни­китин. Часы эти, вероятно, были не особенно сложного устройства, русские, как их называли в то время, разделяемые на дневные – от восхода солнца, и ночные – от его заката.

Спустя десять лет царь Михаил Феодорович пожелал устроить на воротах часы более сложной конструкции, несомненно по проек­ту, появившегося тогда (с 1621 года) в Москве искусного мастера, англичанина Христофора Галовея, который для устройства новых часов предложил надстроить над воротами высокую башню, как это и было исполнено в 1624-1625 годах.

В сентябре 1624 года старые боевые часы были проданы на вес Спасскому ярославскому монастырю за 48 рублей; весу в них было шестьдесят пудов железа.

В том же году колокольный мастер Кирилл Самойлов слил на Фроловские ворота к часам тринадцать колоколов.

Когда была окончена постройка и часы стали указывать время и производить игру колоколами, государь очень щедро наградил строителя. 29 января 1626 года он получил государево и отца госу­дарева, патриарха Филарета Никитича, жалованье: серебряный ку­бок, десять аршин атласу алого, десять аршин камки лазоревой, пять аршин тафты виницейки-чарвчатой, четыре аршина сукна красно­-малинового, сорок соболей – 41рубль, сорок куниц – 12 рублей; всего почти на сто рублей. «А пожаловал государь его за то, что он сделал в Кремле-городе на Фроловских воротах башню и часы».

В мае месяце того же года случился лютый пожар в Кремле, ку­да огонь перенесся от храма Василия Блаженного на Вознесенский монастырь и далее на Чудов и по всему Кремлю.

Новая башня вместе с часами погорела так, что надо было все устраивать вновь.

Опять англичанин Галовей принялся за работы, которые окончились уже в 1628 году, когда 16 августа опять ему вы­дана награда, почти равная первой. Вместе с ним была выдана награ­да поменьше и наряднику Вилиму Граеру за то, что он был у башен­ного и у часового дела до московского пожара и после пожара.

Христофор Галовей, или как его тогда называли Аловей, Ханове, выехал в Москву на службу в 1621 году на жалованье по договору в год 60 рублей, кормовых по двадцати копеек в день, да на неделю по возу дров. В 1640 году он уже получал 75 рублей в год и удвоенные кормовые. Он состоял часовником Фроловской башни и придвор­ным часовщиком, почему всякий корм и питье получал из дворца.

В 1428 году он «починивал во дворец часы большие – Цесар­ская башня, и часики невелики воротные (носимые на вороту, ныне карманные) в серебре».

В 1654 году, 5 октября, в четвертом часу ночи, начался пожар на Фроловской башне; что было деревянного – все выгорело, и часы испортило, и часовой колокол упал, проломил своды в башне и разбился.

Потушить пожар было невозможно, потому что лестницы к ча­сам были деревянные и вскоре погорели. Часовник на допросе ска­зал, что заводил часы без огня и отчего на башне загорелось, он про то не ведает.

Об этом пожаре, с большим сожалением, рассказывает упомяну­тый выше Павел Алеппский. Он говорит, что вернувшийся с ли­товского похода царь Алексей Михайлович, дойдя до Спасских во­рот и увидев обгорелую их башню с часами, горько заплакал.

«Над воротами, — говорит Павел Алеппский, — возвышается громадная башня, высоко возведенная на прочных основаниях, где находились чудесные городские железные часы, знаменитые во всем свете по своей красоте и устройству, и по громкому звону сво­его большого колокола, который слышен был не только во всем го­роде, но и в окрестных деревнях более чем на десять верст.

На праздник нынешнего Рождества ¹), по зависти диавола, заго­релись деревянные брусья, что внутри часов, и вся башня была охвачена пламенем, вместе с часами, колоколами и всеми их при­надлежностями, которые при падении разрушили своей тяжестью два свода из  кирпича камня, и эта удивительная, редкостная вещь, восстановление которой в прежний вид потребовало бы расходу более чем на 25.000 динаров (рублей) на одних рабочих, была ис­порчена. И когда взоры царя упали издали на эту прекрасную, сго­ревшую башню, коей украшения и флюгера были обезображены и разнообразные, искусно высеченные из камня статуи обрушились, он пролил обильные слезы».

Конечно, архидиакон Павел все это описывает наполовину по рассказам москвичей, почему часы явились знаменитыми во всем свете. Но любопытно, что в числе украшающих и доныне Спасскую башню разных фигур и балясин находились, как упомянул архи­диакон, и искусно высеченные из камня статуи, о которых упоми­нают и домашние свидетельства.

В 1624 году, 6 октября, по указу царя Михаила Феодоровича, сделано было на четыре болвана однорядки (верхняя одежда) су­конные, сукна пошло англинскаго разного цвету двенадцать аршин; а быть тем болванам, сказано в записи, на Фроловских воротах. Таким образом, эти болваны были поставлены, вероятно, по че­тырем углам ворот еще во время первоначального устройства башни по замыслу Галовея. Однако, по русскому обычаю, их одели в сукон­ные кафтаны, вероятно с мыслью скрыть их статуйную, идольскую наружность и дать им вид живых    людей ¹).

Что касается внутреннего устройства часов, то по этому пред­мету сохранились отрывочные указания только о часах, существо­вавших до постройки башни. Приведем несколько таких указаний.

В 1613 году фроловский часовник делал к часам железный за­пор. В 1614 году фроловские часы возобновлялись и приводились в новый порядок, при чем часовник Никитин делал у часов шес­терню да подъем перечасный, а плотники сделали на воротах лест­ницы и крыльца и у часовника крыльцо всходное с дверью, а у часов у бою клали брусье новое и куплены скобы, чем прибить к брусу боевую пружину.

Бывший в Москве в 1661 году посол австрийского императора, барон Мейерберг, оставил нам даже изображение Фроловских ча­сов, по которому видно, что вверху круглого циферблата было изо­бражено солнце с лучами, неподвижное, при чем нижний его луч в виде стрелы, служил указателем цифр, расположенных по ободу циферблата, имевшему вращательное движение, подвигая по по­рядку изображенные на нем цифры к неподвижной стрелке, т.е. к неподвижному лучу солнца.

Таким образом, на этих часах ходила не стрелка, а ходил мимо стрелки обод циферблата с указанными вызолоченными цифрами, славянскими, каждая мерою в аршин.

Этот ходовой указательный круг-колесо в диаметре имел семь с четвертью аршин, кругом колеса – десять с половиной сажен. Сере­дина циферблата была покрыта лазоревой краской и испещрена золотыми и серебряными звездами, с изображениями солнца и лу­ны, что, конечно, представляло небесное пространство.

Таковы ли были и сгоревшие часы Галовея – неизвестно. После пожара в 1654 году часы, конечно, были возобновлены. Потом в 1668 году их снова возобновляли, вываривали от ржавчины в ще­локу и починивали.

Так эти старозаветные часы дожили до XVIII столетия, когда в первом же году столетия, 1701-м, во время нового лютого пожара в Кремле, они, по всему вероятию, погорели вместе с другими зда­ниями.

С этого времени Петр Великий задумал устроить часы на Спас­ской башне «против (по подобию) немецкого обыкновения на две­надцать часов», притом с колокольною игрою с танцами, против манера, каковы в Амстердаме. Там и были заказаны такие часы.

В 1702 году государь повелел в Голландии купцам Христофору Бранту и Ивану Любау сделать три колокольные часовые игры. В 1704 году они изготовили только две игры и подали счет, что те ко­локола и танцевальные часы стали им с издержками в 42.474 ефим­ка слишком.

В 1703 году часовник Григорий Алексеев доносил о старых ча­сах, что на Спасской башне у боевых часов, у указного круга верхние шестерни испортились обе и тот указный круг не ходит.

В 1704 году заказанные Петром Великим часы прибыли из Ар­хангельска в Немецкую слободу на двор генерала Лефорта, а потом оттуда перевезены на тридцати подводах на Посольский двор на (Ильинке) и поступили в заведывание Оружейной палаты. Ставил их на место и собирал в течение 1705-1709 годов иноземец Яким Гарнов, Гарнель (Garnault). В 1709 году он доносил, что «его радени­ем часы приходят к окончанию». Однако есть свидетельство, что 9 декабря 1706 года, «по утру пробило 9 часов, а в 12 заиграла музы­ка: почали часы бить по-немецки и указанные круги на 12 часов».

Князь А. Д. Меншиков также устроил себе часы с курантами на церкви Гавриила Архангела (Меншикова башня), о которых упомина­ется в 1708 году. Упомянутая выше третья игра была доставлена куп­цами в Ингермонландскую канцелярию, т.е. прямо к Меншикову.

Как играли Спасские часы, об этом рукописных сведений не имеется. После Петра год от году они ветшали без починки, и в 1732 году заставили находившегося при них часовника Гаврилу Паникадильщикова донести по начальству о необходимости произ­вести починку обветшав-ших часов.

За перепискою между Оружейной палатой и Губернскою кан­целярией ответа не последовало. Часовщик в 1734 году 2 января подал новое доношение, в котором писал что: «часы за непочинкою пришли в пущую ветхость и все другие часы ветхостью превосхо­дят» и представил список материалов, потребных на починку, в том числе стали 11 пудов, железа 24 пуда, проволоки 20 фунтов, канату посконного 100 саженей, два круга деревянных указных, жестяных золоченых слов: латинских – три, русских – два, получасовых – три, звезд жестяных белых – 12, три гири бомбовы по 10 пудов и пр.

Между тем, в конце февраля того же 1734 года из Петербурга был прислан к управлению на Троицкой башне колокольной музыки колокольный игральный обер-мастер Яган-Христофор Ферстер.

Он нашел на башне двадцать шесть игральных колоколов, к ко­торым в прибавок должен был прибрать еще восемь колоколов басо­вых. Вместе с тем он доносил, что «оная Троицкая башня, по его усмотрению, находится в тесном месте, в стенах и в глуши, и музы­ка с оной башни будет не слышна, а надлежит де оной колокольной музыке быть на Спасской башне, понеже де оная стала на всей кра­соте и вельми та колокольная музыка и играние во дворце и в Мос­кве будет слышна».

На это предложение Сенат решил, что ежели о бытии оной коло­кольной музыки на Троицкой башне особливого именного Ее вели­чества указу нет, то оную музыку поставить на Спасской башне.

Но именной указ нашелся в Губернской канцелярии, где в про­токоле было записано 1 января 1731 года, что «граф Семен Анд­реевич Салтыков приказал именным Ея величества указом с церк­ви Архангела Гавриила, что на Чистом пруду (Меншикова башня), часовые колокола сняв поставить на Троицкой башне, как надлежит, и к ним приделать инструмент, чтобы играли».

На основании этого указа Сенат в августе 1734 года приказал  упомянутой колокольной музыке быть по-прежнему на Троицкой башне, где и должен был работать обер-мастер Ферстер.

Восемь колоколов, согласных голосами, он прибирал в Артилле­рии на Пушечном дворе из хранившихся там шестисот колоколов, собранных в прежние годы по указам Петра Великого от церквей ¹).

Спасские часы, вероятно, были починены, но в большой пожар в 1737 году часы на обеих башнях погорели и были приведены в порядок в том же году.

Из приведенных свидетельств видно, что на Спасской башне в это время колокольной игры уже не существовало. На Троицкой башне она продержалась до конца XVIII столетия и, рассказывают, что колокольный музыкант разыгрывал руками и ногами даже «Святый Боже» при погребении первых вельмож, например, начальни­ка Москвы графа З. Г. Чернышева в 1784 году и других, бренные останки которых были проносимы в Троицкие ворота ²).

Однако в течение времени и Спасская башня получила такие же куранты. В 1763 году в помещениях под Грановитой палатой проис­ходила разборка архивных дел бывших Преображенского и Семе­новского приказов, при чем были найдены «большие английские курантовые часы», быть может, некогда снятые со Спасской башни.

По именному указу императрицы Екатерины Великой в 1767 го­ду эти часы велено было поставить на Спасской башне, для чего был приглашен часовой мастер Фаций, запросивший за эту работу 14.556 рублей. Сумма по расходу была утверждена, а заведывание делом поручено вице-президенту Мануфактур-коллегии, Сукину. Под его наблюдением установка часов продолжалась три года. В конце 1770 года Сукин донес Сенату, что установка часов мас­тером Фацием совсем окончена. Сенат приказал освидетельство­вать работу, в какой исправности часы, в ходу и прочны ли будут на предбудущие времена, для чего собраны были часовые мастера, записные цеховые и вольные ³).

Между зимним и летним Соборами гор. Углича возвышается осьмиугольная колокольня; она стоит отдельно и на ней устроены  огромные боевые часы, которые бьют часы, четверти и минуты ¹).