42. Протоиерей Аристарх Израилев и настройка колоколов (293 стр. – 307 стр.)

В конце XIX столетия в России на строй колоколов обратил осо­бое внимание протоиерей Аристарх Александрович Израилев, по­строивший акустический прибор для точного определения числа колебаний звучащих тел. Прибор этот состоит из набора 56 камер­тонов и особого аппарата, подобного метроному.

Гармонически  построенные  колокола  протоиерея  Израилева  находятся на колокольне Зимнего Дворца и на многих церквах Петербурга.

Вот что рассказывает сам о. Израилев о своих работах:

«После того, как мною изготовлены были акустическим спосо­бом и собственноручно три-четыре коллекции камертонов с раз­личным их приложением и получены за них почетные награды на выставках – Московской Политехнической и всемирных – Венской и Филадель-фийской, я начал думать, к чему бы мне еще приложить свои знания и труды по части музыки и акустики.

Случай обратил мое внимание на колокола, употребляющиеся при церквах. Однажды привелось мне проходить в одном месте нашего города Ростова мимо большой толпы народа. Из любопыт­ства я подошел ближе к этой толпе и увидел, что она окружила ко­локол, который провозили куда-то из Москвы.

Колокол был не маленький и имел снаружи много рельефных изображений и украшений. Смотря на него, многие из толпы народа говорили: какой красивый колокол!

Но тут же один простой мужичок возразил: «Красив!.. Да глас-то его каков? Глас-то?».

Эти слова простого мужичка глубоко подействовали на меня, и на мысль мне стало приходить многое. Припомнилось мне, что кто-то особенно хвалил колокол, находящийся в монастыре Саввы Сторожевского или Звенигородского, по близости Звенигорода, Мос­ковской губернии, пожертвованный царем Алексеем Михайлови­чем; хвалили также большой колокол в Москве на колокольне Ива­на Великого и еще другие в некоторых местах.

Итак, если с удовольствием, думал я, слушают звук или, по вы­ражению мужичка, глас одного хорошего колокола, то как же может действовать на слух и увлекать душу человека то, когда несколько колоколов на колокольне будут благозвучны и согласны между со­бою, т.е. будут стройны и гармоничны!

В нашем Ростове, Ярославской губернии, на соборной колоколь­не почти все 13 колоколов настроены музыкально, а из них особенно верно – три большие. Первый, самый большой колокол (2000 пуд.) издает звук С – do, второй (1000 пуд.) издает звук Е – mi, а третий (500 пуд.) – звук G – sol, так что из этих трех звуков составляется чисто музыкальный мажорный аккорд.

Колокола эти отлиты и настроены в XVII веке при ростовском митрополите Ионе Сысоевиче, вероятно большом любителе  музы­ки,  ко-

 

торый писал о них к одному из своих друзей так: «На своем дворишке лью колоколишки, и дивятся людишки».

И ныне, спустя два столетия, тысячи людей, приезжающих на ростовскую ярмарку, с удивлением слушают этот гармонический звон колоколов. А граф М. Толстой, описывая древние святыни Рос­това, вот что говорит по поводу этого звона: «Звон этих колоколов, единственный в России, приобрел всеобщую известность необык­новенной гармонией» ¹).

Со времени устроения этого гармонического звона, всех интере­сующего и благотворно действующего на душу, много утекло воды, и никто не позаботился устроить подобный звон при другом каком-либо храме.

Вообще у нас звонят хотя с ритмом, употребляемым в музыке, но звонят в колокола часто самые неблагозвучные и вовсе не нахо­дящиеся между собой в согласии, и от того колокольный звон выхо­дит дисгармоничный и какофонический.

На устройство же гармонического строя колоколов не обращают никакого внимания, и при заказе колоколов заводчикам обыкновен­но говорят: отлейте нам колокол во столько-то пудов, с такими-то снаружи рельефными изображениями и с такою-то надписью; а относительно звука, при заказе, говорят только то, чтобы колокола были позвончее.

Понятное дело, что заводчики стараются только о том, чтобы угодить заказчикам, и в последнее время стали прибавлять к тому еще окраску колоколов, что весьма вредно благозвучию их.

Отчего же у нас в России не вводится гармонический звон, меж­ду тем как в Германии он существует во многих церквах? Ужели так трудно подобрать и настроить колокола гармонически, чтобы при звоне получались правильные аккорды? Может быть это дело дос­тупно мне.

В таких размышлениях я купил несколько часовых колоколь­чиков различной величины и стал на них производить опыты нас­траивания посредством подтачивания.

Для подтачивания колокольчиков я придумал простую машин­ку и действовал ею с хорошим успехом, так что настроил по требо­ванию музыки и акустики восемнадцать колокольчиков.

Через удачное настраивание малых колокольчиков я вполне убе­дился, что могу гармонически настраивать и большие колокола. Посему я стал разведывать, не строится ли где храм Божий, дабы там предложить свои знания на устройство гармонического строя колоколов, так как при вновь сооруженном храме это дело совер­шить гораздо удобнее.

Узнав о таком моем предприятии, один мой добрый приятель сказал мне: «Да вот в Москве строится великолепный и замечатель­ный храм во имя Христа Спасителя, отнесись туда со своим предло­жением; там ты можешь оставить по себе великий памятник».

Такое указание моего приятеля глубоко запало в мою душу, и я решился проникнуть туда таким путем. Имея в виду, что в нашем Ростове гармонический звон устроен митрополитом, я написал, 18 мая 1879 года, высокопреосвященнейшему Макарию, митро­политу Московскому, о моем желании подобрать и гармонически настроить колокола для вновь устрояемого в Москве храма во имя Христа Спасителя.

«Храм Христа Спасителя в Москве, — писал я, — строится более полустолетия; на него употреблены миллионные суммы; в нем нахо­дятся все лучшие образцы искусств – зодчества, ваяния, живописи и проч. А при таком совершенстве, почему же не привести в гармо­нический строй и колокола? Тогда в этом храме сосредоточились бы все изящные искусства, не исключая и музыки».

Его высокопреосвященство передал мое сообщение в комиссию построения храма, от которой я получил приглашение «пожаловать в одно из заседаний комиссии для личных объяснений и представ­ления опыта гармонического устройства колоколов».

В следующем месяце июне, 9-го числа, мною представлены были в заседание комиссии – на резонансовых ящиках  небольшие  камер­тоны  и маленькие вышеозначенные колокольчики, как образчик гармонического строя колоколов, при чем объяснен был мною и способ, которым можно приводить колокола в тоны, составляющие правильную гармонию.

Относительно колоколов храма комиссия объявила мне, что два из них, большой и второй, отлиты и первый повешен на колоколь­ню, а прочие готовятся к отливке, и поэтому поручила мне войти в сношение и переговоры об этом предмете с заводчиком, взявшим подряд на отлитие колоколов. Переговоры не привели к желанным результатам: заводчик заявил, что дело о тонах и строе колоколов ему незнакомо, что он, по контракту, обязался отлить колокола в из­вестный вес, с известными снаружи рельефными изображениями и орнаментами и к известному сроку, и что больше этого никаких условий принимать не желает.

Такой решительный отказ был для меня прискорбен, но я не унывал. Я тогда же в Москве сделал вчерне огромный камертон и настроил его вполне согласно со звуком большого колокола, кото­рый был уже повешен на колокольню.

Потом 14-го числа того же июня, когда Его императорское высо­чество, великий князь Константин Николаевич изволил осматри­вать Московский политехнический музей, я тут же, через посредство председателя отдела прикладной физики, А. С. Владимирского, имел счастье представиться Его высочеству и показывать ему не только те камертоны и колокольчики, которые мною 9-го числа были пред­ставлены в комиссию построения храма Христа Спасителя, но и тот огромный камертон, который я успел сделать вчерне и настроить согласно со звуком большого колокола храма Христа Спасителя.

Великий князь Константин Николаевич, считая мое предложе­ние уже принятым комиссией, был весьма заинтересован моими произведениями и удостоил меня благодарности.

Ободренный этим, я, по возвращении в Ростов, принялся за приготовление нового более огромного камертона, который был бы вполне согласен с первым, вчерне сделанным мною в Москве, дабы на основании его, как на основании главного звука большого коло­кола, приготовлять и прочие камертоны.

Но так как от самой комиссии построения храма Христа Спаси­теля мною еще не было получено окончательного ответа на мое предложение, то 26-го июля того же года, я, по поводу моих пере­говоров с заводчиком, представил в комиссию следующие мои сооб­ражения:

Пусть заводчик представит все  колокола  согласно  с  контрак­том;  из них можно сделать выбор, и совсем непригодные для общего строя заменить новыми. Непригодными для стройной коллекции могут быть сочтены: а) те колокола, звук которых будет очень вы­сок против требуемого гармониею тона, потому что их нужно под­вергнуть значительной с внутренней стороны подточке; б) те, кото­рые будут иметь звук много ниже требуемого тона. Предлагаемая замена непригодных колоколов новыми, по моему мнению, не долж­на привести комиссию к особенно большим расходам: во-первых, потому, что перемены потребуют, без всякого сомнения, только некоторые колокола; во-вторых, потому, что переменять придется колокола меньшего веса.

Большой колокол, отлитый в 1656 пудов, издает отличный звук, и его тон будет принят за основной; второй колокол, отлитый в 970 пудов и повешенный на колокольню 14-го числа прошедшего июня, в присутствии великого князя Константина Николаевича, потребует незначительной подточки; а эти два колокола составляют почти ²/₃ всего веса 4073 пуда 20 фунтов, который должен заклю­чаться во всех 13 колоколах.

Если же еще придется переменить и третий колокол (полиелей­ный) в 600 пудов, то на остальные колокола падет самый незна­чительный вес.

Высказав все это, я просил почтить меня положительным отве­том на мое предложение, относительно гармонического строя ко­локолов.

Канцелярия комиссии, от 29 сентября того же 1879 года за №858, прислала мне такое уведомление: «Заявление ваше от 26 июля сего года, о гармоническом строе колоколов для храма, было слушано присутствием комиссии 4 августа сего года. При этом комиссия по­становила заявление ваше иметь в виду. Но так как вновь отлитые колокола (четыре) еще комиссией не приняты, то канцелярия, по приеме их, вновь доложит ваше заявление комиссии и о последую­щем вас уведомит».

После этого уведомления, я, для устройства по своей идее музы­кального звона в храме Спасителя, с большею горячностью при­нялся за приготовление камертонов и приготовил их в пределах двух с половиною октав семнадцать на резонансовых ящиках, из коих самый большой камертон, имеющий в ветвях своих 7 вершков длины, совершает 222,66 простых колебаний в секунду и издает чистую верхнюю октаву самого большого колокола, совершающего 111,33 простых колебаний в секунду (близко к la₀ или А₁ нормаль­ного диапазона = 108,75 простых колебаний в секунду).

Звуки всех этих 17 камертонов, с обозначением чисел коле­баний, могут быть в нотной системе выражены таким образом:

Во время приготовления этих камертонов, я все ожидал из кан­целярии комиссии обещанного уведомления; но прошло времени более года, и канцелярия ни о чем не уведомляла.

Утомленный ожиданием, я 4 октября 1880 года послал письмо к правителю канцелярии г. Мостовскому и просил его откровенно сказать мне, какое обо мне имеет мнение комиссия. Вследствие этого моего письма канцелярия комиссии от 4 декабря того же года за №1187 прислала мне следующий ответ:

«Присутствие комиссии, приняв во внимание: 1) что предло­жение ваше о приведении колоколов храма в гармонический строй было бы весьма желательно для комиссии, но для достижения этой цели необходимо подтачивание колоколов с внутренней их сторо­ны; 2) что у комиссии нет определенных данных, насколько умень­шится вес колоколов вследствие их подтачивания, и не будут ли утонченные стенки влиять на прочность колоколов; 3) что в заяв­лении вашем нет указаний о стоимости этой работы, быть может обременительной для комиссии, в виду других уже исполненных ею сверхсметных работ, и 4) что устройство гармонического строя ко­локолов храма может быть приведено  в  исполнение  и  по  освящении  храма, – журналом своим,  1 ноября 1880 года состоявшимся, поста­новило: предложение священника Израилева относительно приве­дения колоколов храма в гармонический строй через подтачивание с внутренней их стороны, на основании вышеизложенных сооб­ражений, в настоящее время отклонить, а при передаче храма в ду­ховное ведомство, сообщить сему последнему о предложении свя­щенника Израилева, которого я уведомил о сос-тоявшемся поста­новлении комиссии».

Получив такой ответ, я огорчился и подумал: к чему теперь при­ложу свои знания и труды? Кто послушает ту прелестную гармо­нию, которую я устроил с известною целью на своих 17 камертонах? Может быть, я не доживу до времени, когда освятится храм Христа Спасителя, а если доживу, то, может быть, духовное ведомство, по принятии храма от комиссии, не примет моего предложения.

Утешила было меня мысль представить эти камертоны на Все­российскую выставку, имеющую открыться в 1881 году в Москве, но выставка была отложена.

Не падая духом, я схватился за новую мысль. Узнав, что в С.-Пе­тербурге, на месте злодеяния 1-го марта решено создать православ­ный храм, я подумал: нельзя ли мне предложить устройство гармо­нического строя колоколов при этом патриотическом храме.

Мысль эта не оставляла меня, и я решился отнестись с своим предложением в С.-Петербургскую городскую Думу.

Но прежде сего я написал статью, в которой в самом конце го­ворил: «Если бы мне позволено было настроить колокола для С.-Петербургского храма, имеющего соорудиться на месте мученичес­кой кончины государя императора Александра II, то я настроил бы их так, чтобы из звуков их составлялся минорный аккорд и ближай­ший к нему по сродству доминант-аккорд…

Но так как в нашей православной церкви существуют два звона: один печальный, т.е. медленный-редкий, например, в Великий пост, при выносе Креста, при выносе Плащаницы и при погребении умер­ших, а другой – веселый, частый, например, в св. Пасху, в великие праздники и в высокоторжественные дни, то я полагал бы для этого храма иметь, кроме помянутого минорного строя колоколов, еще другой строй колоколов, из звуков которых составлялся бы ма­жорный аккорд и также сродный ему доминант-аккорд, так как зву­чание мажора особенно выражает тор-жественность».

Статья была напечатана в газете «Новое Время», которая  отнес­лась с полным сочувствием к моей мысли, выразившись при этом так: «Пора устраивать на Руси колокольный звон благозвучный, на ос­новании требований гармонии» (см. «Новое Время», 1881, №2051). Журнал «Церковный Вестник» также поддержал мои стремления (см. «Церковный Вестник», 1881. №47). Тогда я с немалою надеж­дою послал свое предложение в С.-Петербургскую городскую Думу. Но С.-Петербургская городская Управа известила меня только, что мое предложение «будет иметься в виду при заказе колоколов».

Не зная, когда именно будут заказываться колокола, и доживу ли я до того времени, я решился на следующее. Я купил на собствен­ные средства четыре медные колокола, через подтачивание настроил их в музыкальный минорный аккорд и представил в 1882 году на Все­российскую выставку в Москве, с тем, чтобы, по окончании выставки, пожертвовать их в храм, который имеет соорудиться в С.-Петербур­ге в память в Бозе почившего государя императора Александра II.

Упомянутые колокола настроены в минорный аккорд – А, С, Е, А и имеют весу всего семь пудов. Первый большой колокол (2 пуда 15 фунтов), составляющий основной тон (1), производит 870 про­стых колебаний в секунду и соответствует ноте А. Этот колокол вполне согласен с нормальным диапазоном или камертоном, кото­рый производит также 870 полукачаний в секунду при 15° стогра­дусного термометра и который, на основании Высочайше утверж­денного 23 мая 1878 года мнения Государственного Совета, установ­лен однообразным по всей России для вокальной и инструменталь­ной музыки. Второй колокол (2 пуда 20 фунтов), составляющий малую терцию (⁶/₅), производит 1044 колебаний и соответствует ноте С. Этот колокол согласен с камертоном, который большею частью употребляется в хорах певчих. Третий колокол (1 пуд 21 ½ фунта), составляющий чистую квинту (³/₂), производит 1305 ко­лебаний и соответствует ноте Е. Четвертый колокол (21 ½ фунта), составляющий верхнюю октаву (2) первого колокола, произво­дит 1740 колебаний в секунду и соответствует ноте А.

Звуки этих четырех колоколов, составляющие минорный ак­корд, основанный на нормальном диапазоне.

Эти колокола, представленные мною на Всероссийскую выстав­ку во II группу (научно-учебные произведения) вместе с моими многоразличными камертонами и с моим акустическим прибором, служащим для точного определения числа колебаний звучащих тел, обратили на себя внимание печати.

Во многих газетах, например, во «Всероссийской Выставке» (1882 г., №№14 и 117) и в «Современных Известиях» (1882 г., №158), отозвались о них с большою похвалою; даже в «Правитель­ственном» (1882 г., №122) и «Церковном» (1882 г., №28) Вестниках сказано о них сочувственное слово.

Но эксперты Всероссийской выставки отнеслись ко мне особен­но внимательно. Они, присудив мне за изготовление коллекции диа­пазонов, диплом II разряда, соответствующий серебряной медали, ни одним словом не упомянули о представленных мною колоколах, так же как и моем новоизобретенном акустическом приборе.

По закрытии Всероссийской выставки, я 4 октября 1882 года подал в Высочайше утвержденную комиссию по устройству этой выставки заявление, что вышеозначенные свои четыре колокола жертвую в храм, который имеет соорудиться в С.-Петербурге в па­мять в Бозе почившего государя императора Александра II, и про­сил ее доставить их к месту назначения.

Когда же эти колокола были доставлены в С.-Петербургскую Думу, то я 4 февраля сего 1883 года обратился к С.-Петербургскому городскому голове И. И. Глазунову с просьбою об исходатайствовании разрешения, чтобы пожертвованные мною колокола, до соору­жения храма, были повешены при временной часовне, построенной на месте злодеяния 1 марта 1881 года.

Через месяц я узнал из газеты («Новости», 1883 г. №63), что городской голова сносился по этому вопросу с Высоко-преосвященнейшим Исидором, митрополитом Новгородским и С.-Петербург­ским, который уведомил, что с его стороны к повешению колоколов при временной часовне препятствий не встречается.

Вскоре учреждена была комиссия по построению храма и, по распоряжению ее, мои колокола, вместе с пожертвованиями других лиц, переданы были из Думы в Академию художеств.

В октябре месяце, прибывши в С.-Петербург и узнавши, что мои колокола находятся в Академии художеств, я 9-го числа предста­вился к настоятелю Троице-Сергиевой пустыни отцу архимандри­ту Игнатию и покорнейше просил его, как члена этой комиссии, о ходатайстве повесить пожертвованные мною колокола при времен­ной часовне. По совету отца архимандрита, я отнесся к управляю­щему делами комиссии П. Ф. Исаеву, а потом и сам явился в комис­сию. 18-го октября, в присутствии комиссии, я показывал мои 4 ко­локола, которые затем повешены при временной часовне.

Итак, благодарение Господу! Моя мысль об устройстве гармо­нического звона частью осуществлена и моя лепта здесь принята…

Нам приятно закончить рассказ почтенного автора известием, что в последнее время его многолетние старания увенчиваются самым желанным успехом. 20 февраля 1884 г. о. Израилев имел счастье представиться Государю императору. Об этом в «Прави­тельственном Вестнике» (№43, 23 февр. 1884 г.) читаем:

«В понедельник, 20-го февраля, во втором часу пополудни, в Концертной зале собственного Его величества Дворца, священник Рождественского женского монастыря города Ростова, о. Аристарх Израилев поднес Их императорским величествам образ святителя Исаии, Ростовского чудотворца, память которого празднуется еже­годно 15-го мая. Это празднование совпадает с днем совершивше­гося в минувшем году священного Коронования Их императорских величеств. Приняв св. икону и приложась к ней, Его величество благодарил о. Аристарха.

Затем Их величества слушали звон выставленных в той же зале четырех церковных колоколов, пожертвованных о. Аристархом в сооружаемый храм на месте мученической кончины в Бозе почив­шего императора Александра II. Колокола настроены таким обра­зом, что их звон составляет минорный аккорд.

О. Аристарх представил целую коллекцию колокольчиков, на­строенных на разные аккорды. На этих колокольчиках о. Аристарх сыграл два гимна: «Боже, царя храни» и «Коль славен наш Господь в Сионе». Вместе с тем были представлены 18 камертонов, установлен­ных на деках ¹), для настройки колоколов, изобретения о. Аристарха.

В заключение о. Аристарх показывал акустический прибор, так­же своего изобретения, для точного определения числа колебаний звучащих тел».

Вслед за тем о. Израилеву поручено было привести в порядок колокола в церкви Аничкова дворца.

Эта задача в настоящее время успешно окончена.

Звуки церковных колоколов, имеющихся при Аничкове дворце, в числе 9, составляют в настоящее время три музыкальных аккор­да: а) мажорный аккорд тоники (Fis-dur), b) мажорный аккорд суб­доминанты (Н-dur) и с) минорный аккорд (Dis-moll), соответствую­щий мажорному тоническому аккорду (Fis-dur).

За этот труд о. Израилеву всемилостивейше пожалован 14 июля золотой наперсный крест, украшенный драгоценными каменьями.

Вот что пишет г. К. И. ¹) о гармонически настроенных колоколах протоиерея Израилева.

«В нынешнюю летнюю поездку на родину мне пришлось быть свидетелем одного церковного торжества, оставившего по себе глу­бокое, можно сказать, неизгладимое впечатление в душе. Торжест­во это так исключительно, впечатления от него так дороги для вся­кого православного русского сердца, что мне невольно хочется поде­литься их избытком.

Чтобы быть более понятным, начну несколько издалека. Ростов, Ярославской губернии, мой родной город, бывший некогда столи­цею Ростовского княжества, представляет собою один из древней­ших городов русских. Богатый святынями и различными древними историческими памятниками, привлекающими к себе немало и бла­гочестивых паломников, и исследователей родной старины, он хра­нит, между прочим, в стенах своего кремля такую историческую драгоценность, подобной которой не найдете вы ни на одном из го­родов русских. Это знаменитые своею гармоничностью ростовские колокольные звоны, устроенные во 2-й половине XVII века при древнем Успенском соборе ростовским митрополитом Ионою III Сысоевичем (1652-1691).

С искренним, неподдельным восторгом всегда слушались и слу­шаются многочисленными посетителями Ростова его мелодичные соборные звоны, но до самого последнего времени к этому светлому чувству примешивалось еще иное, противоположного свойства. Жалко становилось, слушая эти звоны, того, что они представляют собою лишь единичное исключительное явление, что тяжеловес­ные, заботливо украшенные надписями и рельефными изображе­ниями наши церковные колокола никогда почти не бывают соглас­ны между собою, что требования  музыкальной  гармонии  при  уст­ройстве  колокольного звона теперь обыкновенно совсем забыва­ются, игнорируются.

И вот Ростов, с соборной колокольни которого слишком два уже века раздаются гармонически-величавые звоны, дал, наконец, чело­века, который не только строго научным образом определил эти звоны и положил их на ноты, не только предложил особые нотные схемы для исправления некоторых из них, не только увековечил их гармонию на особых, поставленных на резонансовые ящики камер­тонах, но и поставил своею задачей распространить, воскресить на Руси православной этот забытый в наши дни колокольный гармо­нический звон. Я говорю о знаменитом своими неутомимыми полу­вековыми учеными занятиями в области музыкальной акустики маститом 76-летнем старце, о. протоиерее Аристархе Александро­виче Израилеве, который в течение 45 с лишком лет проходил пас­тырское служение в Ростовском женском монастыре, – говорю о пастыре, который «не только своим теплым пастырским голосом всегда старался проповедовать слово Божие, но и холодную медь заставил благозвучно вещать славу Божию».

Немало трудностей должен был побороть протоиерей, прежде чем судил ему Бог увидеть осуществление своей долго лелеянной заветной думы… В настоящее время в различных местах насчиты­вается уже не менее десяти музыкально настроенных им звонов, которые оглашают собою не только обе столицы нашего отечества, не только западную и южную его окраины (Варшава и Крым), но и далекую Святую землю ¹).

Наконец, нынешним летом и родная сторона о. протоиерея ус­лышала у себя его гармонические звоны и радостным  торжеством  (которое и вызвало эти строки) приветствовала их первые звуки. Торжество состоялось в усадьбе сенатора, тайного советника Влади­мира Павловича Мордвинова – селе Ваулове Романово-Борисоглебского уезда. Владелец усадьбы, постоянно занятый благоуст­ройством двух находящихся в ней храмов, устроил, между прочим, недавно при одном из них невысокую, изящную каменную коло­кольню-звонницу. 20-го минувшего июля на ней освящены были поднятые накануне 14 небольших сравнительно колоколов ¹), музы­кально настроенных о. Израилевым – уроженцем того уезда ²), в пределах которого находится усадьба, а 1-го августа должен был раз­даться торжественный звон этих колоколов. Яркий, чистый звук благовестного колокола еще издали манил к себе слух, когда утром в этот день подъезжал я к с. Ваулову. Вслед за благовестом послы­шался скоро обычный перед началом литургии звон во все колоко­ла. Местный псаломщик, наученный о. протоиереем, исполнил весь­ма удачно один за другим шесть звонов в различные тоны, в кото­рые настроены колокола. Нельзя было не испытывать самой чистой, высокой духовной радости, слушая эту редкую, неслыханную музы­ку, и жалко как-то стало, что так скоро замолкла она… Небольшой храм во время литургии, которую совершал протоиерей Израилев в сослужении с 3 священниками, был переполнен молящимися. По окончании литургии устроен был крестный ход на воду Гармо­нические звоны, чередуясь один за другим, снова услаждали собою слух, снова наполняли умилением душу. На этот раз они, казалось, были еще музыкальнее, еще художественнее. Глаза невольно подня­лись вверх к звоннице и не могли оторваться от нее: так порази­тельна, так невиданна, редкостна была открывшаяся пред ними картина. На звоннице в роли звонаря стоял в камилавке, украшен­ный драгоценным кабинетским наперсным крестом, сам маститый виновник торжества и с чисто юношеским религиозным одушев­лением и живостью исполнял один за другим свои звоны; а когда крестный ход вернулся в храм, он сыграл на колоколах гимны «Коль славен» и «Боже, царя храни». Чутко прислушивалась к этим зву­кам полутысячная толпа народа, окружавшая звонницу. На ее от­крытых лицах без большого труда можно было прочесть то удо­вольствие, умиление и радость, которые будили  в  этих  простых  сердцах лившиеся с колокольни одушевленные, мелодичные зву­ки… Когда утомленный о. протоиерей не без труда спустился со звонницы, вся толпа, как один человек, дружно хлынула под благо­словение к нему.

Много дум, чувств и желаний пробудилось в душе под сильным впечатлением этого редкого церковного торжества. Припомнилась тут и наша западно-русская окраина… Как хорошо было бы, дума­лось, если бы этот чистый музыкальный звон проник и в тот край, православно-церковная жизнь которого до сих пор должна счи­таться с враждебною силой воинствующего латинства; как хорошо было бы, если бы эти мерные мелодичные звуки, раздаваясь все громче и громче с православных наших храмов, покрыли собою не­стройное гуденье колоколов, раскачиваемых на гордо высящихся латинских костелах.