Даниловский звон
Кто из русских людей, особенно москвичей, не любил раньше колокольного звона! Недаром Москва была так богата колоколами, а колокольный звон был ее украшением.
Звон никому не мешал, никого не раздражал. Напротив, когда москвич или вообще русский человек слышал во время работы начало благовеста, он благоговейно крестился и с новой энергией продолжал свою работу. То же было и под утро, при звоне заутрени. Если звон будил человека, не идущего к заутрени, он крестился, говорил, зевая: «Звонят к заутрени», — поворачивался на другой бок и опять крепко засыпал с миром на душе. Если предутренний звон будил человека, у которого имелось какое-либо дело, он воспринимал это как Божие благословение на работу, вставал, приводил себя в порядок и с радостью принимался за работу.
Много церковных звонов нашей округи проносилось над домом, где мы жили. Особенно радостны они были для меня по весне, когда плыли над москворецким ледоходом в неведомую страну, наполняя воздух благодатной отрадой, как талые воды наполняют живительной влагой готовую разукраситься весеннюю землю.
Когда звоны сливались вместе, получалась ни с чем не сравнимая дивная симфония хвалы Богу. Но порознь больше всех других звонов я любил звон Данилова монастыря, отличавшийся своей особенной «дикцией». Да, именно дикцией.
Большие колокола других звонов тянули: «бом-бом», или «бам-бам», или «бум-бум», или «бэм-бэм», или даже «лям-лям». В голосе даниловского большого колокола ясно слышалось слово «звон». Так получалось: «зво-он-звон, зво-он-звон, зво-он-звон» — красивым, наполненным баритональным басом. При Даниловском трезвоне слышалось ничем не заслоняемое, четкое, красивое созвучие трех колоколов: большого, полиелейного и будничного, дополняемое стройной мелодией малых колоколов. Это было великолепно!
Вот звонят у Флора и Лавра (храм на Зацепе): колокол побольше даниловского, весит 821 пуд (я бывал на колокольне у Флора и Лавра и хорошо помню вес колокола), и бас колокола гуще, бархатнее, а четкости звука против даниловского не хватает, а уж о трезвоне и говорить нечего.
Вот доносится трезвон Симонова монастыря. Звук несется свободно — монастырь на горе, над Москвой-рекой. Говорят, большой колокол там весит 2000 пудов. Красивый бас, а трезвон — как-будто кто-то играет на фортепиано… А всё против Данилова жидковато.
Вот звон Вознесения на Серпуховке. Большой колокол, видимо около 500 пудов, баритон. И благовест, и трезвон слабее Даниловского.
Вот звонят у Воскресения в Монетчиках и у великомученицы Екатерины на Ордынке. Большие колокола, наверное по 1000 пудов. Звон примерно такой же, как у Флора и Лавра. Издали можно спутать.
Вот слышен трезвон Донского монастыря. Опять по четкости далеко до Даниловского, да и большой колокол пожиже.
О храмах на Полянке, Пятницкой и Ордынке (кроме великомученицы Екатерины), о Казанской на Калужской площади, о домовых храмах на Серпуховке и говорить не приходится: там и колокола поменьше даниловского, да и набор их тоже победнее.
Где-то в вышине величаво и всеобъемлюще проплывал над домом звон Кремля (большой колокол — 4000 пудов) или Храма Христа Спасителя (большой колокол — 2000 пудов, полиелейный — 1000, будничный — 700), было слышно: «бу-у-у-у», но четкости трезвона не было слышно — далеко.
По слышимости от нашего дома Даниловский звон больше других «просился в душу». Я одно время думал, что такое впечатление — результат положения нашего дома в сравнительной близости от монастыря. Но это оказалось не совсем так.
Однажды летом, году в 1920-м, я возвращался по Малиновой дорожке с прогулки из села Коломенского. (Малиновая дорожка вела через малинники и вишневые сады кратчайшим путем с западной стороны села Коломенского.) Солнце близилось к закату. Когда я начал спускаться с холма против изгиба Москвы-реки, зазвонили в Даниловском монастыре. Звон отчетливо разносился в полях, быть может, этому способствовала еще и Москва-река. Вид Москвы в лучах заходящего солнца под торжественно плывущий колокольный звон Данилова — это было дивно. Я невольно остановился и, зачарованный, слушал и смотрел… смотрел и слушал…
Да и в городе даниловский звон был слышен далеко. Бывало, возвращаешься от всенощной из Храма Христа Спасителя и уже где-нибудь у Болота (так называлось место, где был Болотный рынок, примерно на этом месте, против кинотеатра «Ударник», сейчас сквер и памятник И. Е. Репину) слышишь даниловский звон.
Надо заметить, что большой даниловский колокол долго держал звук по окончании звона. Иногда при входе в монастырские ворота я заставал конец звона. Идешь через ворота… по монастырю… мимо Троицкого собора к его входу… и все это время отчетливо слышишь продолжающийся звук расходившегося колокола: «у-у-у…»
Из книги старейшего прихожанина и звонаря Данилова монастыря
Михаила Ивановича МАКАРОВА «Даниловцы»
Журнал Московской Патриархии, №3-2004