Четверг, 28 марта 2024

Анастасия Цветаева. Сказ о звонаре московском. Глава 5

Несколько дней спустя мы сидели у меня.

— Знаете что? Я хочу вам прочесть начало моих записок. Этто наз-зывается «Автобиография». Мне ссказали, так нужно будет для моих хлопот насчет кколоколов…

— Отлично, что вы это начали! — радостно отозвалась я. — Я прочту, и у меня будут вопросы, — я ведь буду о вас писать… С каких лет вы себя помните?

— С одного года! — отвечал он уверенно, просто, будто — обычное, доставая тетрадь из-под груды бумаг на столе.

Крупным, прямым, круглым, наивно-детским, старательным, чистым графологически — от всех психологических тайн чистым — почерком было написано:

«Я родился в 1900 году в Москве и детство (отрочество тоже) провел в районе Остоженки. Отец мой в то время был преподавателем Синодального училища по классу скрипки; ныне состоит профессором Московской консерватории по классу дирижерства. Мать тоже окончила консерваторию и в свое время была незаурядной пианисткой».

«Еще в 2-3 года я стал чувствовать безотчетное влечение к музыке. Рояль, скрипка, виолончель, духовые инструменты — все это останавливало на себе мое внимание. Но более всего на меня влияли колокола: при первых их звуках я чувствовал особое возбуждение, как ни от какого другого инструмента. Я упивался их звуками, испытывая величайшее музыкально-творческое наслаждение, — и целый день ходил очарованный.

В этот же период жизни особенно внимание мое стал привлекать звон, несшийся с колокольни из Замоскворечья… Этот звон сразу выделялся на фоне других, не давал мне покоя, оттеснив все другие звоны на задний план… Оказалось, это были колокола колокольни церкви Марона в «Бабьем городке», в Мароновском переулке, близ Б. Якиманки, где я и сейчас звоню. Слушая игру отца на фортепиано, на скрипке, я сейчас же в своей голове сопоставлял эти звуки с колоколами; я, если можно так выразиться, постоянно переводил их на язык колоколов и плакал, если такой перевод почему-либо не удавался.

С шести лет действие слуховых впечатлений от колоколов на меня усилилось. Утром, среди дня, вечером, ночью — чудились колокола, их звон, их различные сочетания, их гармонии, их мелодии».

— Вы отлично пишете! — прервала я чтение.

— Ккогда я пишу, — я нне заикаюсь, — пошутил Котик. «Мне было 7 лет. Раз весной, в вечернее время, гулял я со своей няней (няня любила меня исключительно сильно, всем сердцем) неподалеку от дома, у Москва-реки, по Пречистенской набережной, и вдруг, совершенно неожиданно, услышал удар в очень большой колокол со стороны Замоскворечья. Было это довольно-таки далеко, но в то же время колокол слышался очень ясно, отчетливо; он овладел мною, связав меня всего с головы до ног, и заставил заплакать. Няня остановилась, растерянная. Она обняла меня, я прижался к ней, мне было трудно: сильное сердцебиение, голова была холодная; несколько секунд я стоял, что-то непонятное, бессвязное пробормотал и упал без сознания. Няня сильно перепугалась и попросила первого попавшегося отнести меня домой. Дома все тоже были перепуганы и поражены, совершенно не понимая, почему это произошло. С тех пор этот колокол я слышал много раз, и каждый раз он меня сильно захватывал, но такого явления, какое было в первый раз, после уже не бывало. Этот колокол слышали и няня и родные мои, для этого я водил их на набережную Москва-реки. Долго не мог я узнать, откуда доносится этот звук величайшей красоты — и это было причиною постоянного страдания.

Восьми лет неожиданно услышал я восхитительный колокол…»

— Котик, — сказала я, — мне кажется, в деловую бумагу не надо много о таких случаях…

— Ппостойте! — возразил Котик смятенно, — ппро эттот колокол я должжен сказзать… Я же лежжал в постели и был оззадачен своей музыкальной мыслью — и вдруг — вот читайте, я про это пишу…

Увидев взволнованность его, я не настаивала, а продолжала читать.

«…услышал я удар в колокол, который повторялся приблизительно каждые 25 секунд. Он доносился также со стороны Замоскворечья. Он овладел мною; особенность этого колокола заключалась в его величественнейшей силе, в его строгом рычании, параллельно с гулом. Надо прибавить, что рычание-то и придавало ему какую-то особую оригинальность, совершенно индивидуальную. Сперва, в самый первый момент, был я испуганно поражен колоколом, затем испуг быстро рассеялся, и тут открылась передо мной величественная красота, покорившая всего меня и вложившая в душу сияющую радость. До сей минуты запечатлелся этот звук во мне! Оказалось — этот колокол был Симонова монастыря. Я начал часто ездить туда с няней, с родными, вскоре стал ходить туда один.

Одиннадцати лет был я на одной колокольне в Замоскворечье, было воскресенье, утро, время, когда в церквах служба, при ней и звон. Вдруг услышал я удар в колокол, который, очевидно, был очень недалеко. Он заставил меня глубоко задуматься: он будто что-то напомнил мне. Затем еще раз был этот удар, я оглянулся в сторону гула и увидал колокольню. Это была Троица в Вешняках, на Пятницкой.

Тринадцати лет, два года спустя, был я на Мароновской колокольне в вечернее время, тоже во время службы, и услышал я колокол. Казалось мне, что он над моей головой, ошеломило меня — тоже рычание колокола, вложило в душу сильную радость. И казалось мне, радость эта — вечна. Звук колокола доносился со стороны купола церкви, колокольня, на которой находился колокол, была загорожена куполом, и я не видел ее. Решил я искать колокольню, слез с Мароновской и тут же пошел по направлению доносившегося до меня колокольного гула. Проходя неподалеку и мимо многих колоколен, я уже как-то сам, по своему собственному соображению нашел эту колокольню, услышал этот самый звук, величественный, с сильным, строгим рычанием».

— Котик, — не выдержала я, — мне кажется, рычание колокола…

— Но это же именно так и есть, — взмолился повелительно Котик, -этто никаким другим словом нельзя назвать!

— Ну хорошо, — согласилась я, — но зачем же второй раз про это…

— Я бы хотел всегда только говорить про это… — как-то вдруг задумчиво и очень покорно сказал Котик, невидимо отплывая от моего непонимания, — звук этот происходит из той тишины, откуда идет гром в грозу, это очень трудно объяснить…

Слушаю, думаю: «Вот так развивалось его постижение колокольного звона, раскрывалось и крепло его восприятие звука».

Анастасия Цветаева. Сказ о звонаре московском.
1927 — 1976.